Латвийский еженедельный журнал Ir опубликовал интервью с заместителем начальника KNAB (Бюро по предотвращению и борьбе с коррупцией) Ютой Стрике. 5 февраля она покинула Латвию после того, ка
Латвийский еженедельный журнал «Ir» опубликовал интервью с заместителем начальника KNAB (Бюро по предотвращению и борьбе с коррупцией) Ютой Стрике. 5 февраля она покинула Латвию после того, как латвийской полицией были получены угрозы в ее адрес. ИА REGNUM публикует полный перевод этого интервью.
«Если бы я принимала каждую угрозу всерьез, то давно бы уже находилась на Твайке» (психиатрическая лечебница — прим. пер.) — говорит Юта Стрике. И теперь, когда угроза убийства миновала, она ждет четкого сигнала — KNAB (Бюро по предотвращению и борьбе с коррупцией) нужно и защищено.
С Ютой Стрике мы встретились в первый же рабочий день после почти трехнедельного пребывания за пределами Латвии. «Отпуск» был вынужденным — заместитель председателя KNAB оставила страну после того, как 5 февраля прошла информация о заказе на ее убийство. Сама Стрике формулирует это более осторожно: «Информация об угрозе жизни и здоровью». Чтобы полиции не пришлось одновременно и устранять угрозу, и защищать второе лицо бюро, она была включена в программу защиты.
На интервью Стрике согласилась без колебаний и в своей характерной манере — после возвращения почитала интернет, от чего пришла в возмущение из-за мнения об «исчезнувшей напуганной белке». Стрике заверила, что ее кратковременное отсутствие закончилось, и похвалила профессионализм полицейских, участвовавших в охране. О долгосрочных мерах она категорически заявила: «При таком образе жизни, нужно понимать, что рано или поздно угроза жизни становится постоянной. И тогда надо с ней смириться и жить».
Звучали разные версии — были угрозы, не было… Можете пояснить, что случилось?
Для ясности нужно сказать, что лично мне никто не звонил, письменно или устно не угрожал. Ни члены моей семьи, ни я не получали никаких угроз. Оперативные службы, включая полицию, получили информацию, что мне угрожают. Я была поставлена в известность, что принято решение о моей защите. Это решение может быть принято тремя инстанциями — судом и генеральным прокурором, если персона включена в криминальный процесс, но постольку, поскольку я сотрудник следственных органов, решение принималось руководителем специальной комиссии защиты Государственной полиции.
Кто вас проинформировал об угрозе?
Я узнала об этом от должностного лица полиции и проинформировала руководителя KNAB.
Каков был характер угроз?
(долгое молчание) Планировалось рассчитаться со мной в связи с выполнением должностных функций. Подробнее рассказать не могу, потому что идет следствие. Назначен следователь, возможно, он расскажет вам больше.
Вы скрытны. Latvijas avze напечатала информацию, что полиции известны и заказчик, и исполнитель и цена.
Вот именно потому, что я скрытна, я не буду комментировать ход следствия, и знаю только то, что мне нужно знать.
Но разговор, о том, что вас хотят убить, был?
Разговор об угрозе здоровью и, возможно, жизни. Диапазон широк — телесные повреждения, тяжкие те
3003
лесные повреждения и смерть в их следствии…
Это был первый раз, когда вам угрожали?
Начиная работу в следственных органах, сталкиваясь с преступниками, их родственниками и широким спектром людей, человек начинает считаться с возможностью, что против него могут совершаться какие-либо противоправные действия. Мое прошлое — столкновения с этой средой, обыски, задержания — все это создает, в известной мере, угрозу для здоровья. Если у человека есть определенный опыт работы в полиции и возраст, это позволяет адекватно оценивать серьезность угрозы. Быстро приходит в голову другой вариант — ни к чему не относиться серьезно. Последние семь лет у KNAB был целый ряд очень сложных дел и задержаний. Логично, что растет число людей, у которых мы вызываем ненависть и желание нас не видеть. Совсем.
Говорят, что, по крайней мере, во время одного расследования вы ходили в бронежилете.
Известные меры предосторожности иногда надо предпринимать. Фатализм — путь не верный.
Сейчас известно, кто вам угрожал?
Надо уяснить еще один аспект — даже если есть информация и улики, констатация насилия отличается от констатации коррупции. KNAB может позволить происходить некоторым процессам, чтобы получить дополнительные подтверждения, но в случае угрозы жизни не слишком разумно разрешать процессу доходить до конца.
Можно ли понять ваш ответ так, что угроза была констатирована, но не было возможности в ней убедиться, потому что никто не сидел и не ждал, пока придут и выстрелят?
Неприятно даже само пожелание зла, естественно рождающееся у разных людей при разных обстоятельствах. Важно, чтобы информация о замысле вовремя достигла соответствующих инстанций. В таких случаях полиция очень своевременно и оперативно на нее реагирует. Могу сказать только спасибо.
Что повлияло на принятие решения в этот раз выехать из страны?
Решение принимала не я, а руководство. Разумеется, без моего разрешения никто бы ничего не делал, но полученная информация и аргументы убедили меня в необходимости таких мер защиты.
Логично, что «клиенты» KNAB не желают вам добра, но возможно есть предположение, кто именно был особенно заинтересован в этом действии?
Заинтересованы могли быть многие, но про то, кто конкретно решил материализовать свои желания, пусть говорит полиция. Следователь не давал мне разрешения на гипотезы.
Вы сами допускаете возможность, что это может быть связано с шумным делом Владимира Вашкевича?
Я допускаю множество вариантов.
И этот?
Не исключаю.
Звучала так же версия об участии Солнцевской группировки, как, впрочем, и контрверсия, по которой эта группировка больше не существует. Одним из видов их деятельности была контрабанда акцизных товаров. Чем не причина?
В последнее время KNAB много сотрудничал с таможенной службой, пограничниками и криминальным отделом таможни, расследуя дела, связанные с контрабандой акцизных товаров. Люди задержаны. Успехи Бюро в борьбе с коррупцией велики, как никогда раньше. В связи с этим, я могу только повторить, что мы у очень многих вызываем криминальную неприязнь. И с каждым задержанием, каждым новым делом неприязнь к работникам KNAB растет.
Но так было всегда. Что такого произошло, что начались угрозы сотрудникам?
Во-первых, все накапливается. Во-вторых, число арестованных растет. В-третьих, мы перешли в другую фазу, научились новым методам и продемонстрировали то, что не могли еще 5-6 лет назад. Это заставляет нервничать.
Но какой смысл? Грубо говоря, что, «завалим» Стрике и все кончится?
Хороший вопрос (смеется). Продумывая ситуацию — в конце концов, у меня было на это время — я поняла, насколько следователям, полицейским, пожарным важно в такие моменты чувствовать поддержку государства. В целом, сотрудники KNAB чувствуют себя одиноко. В других структурах охраны порядка существует взаимовыручка и поддержка, но мы до сих пор с ней не встречались.
Мы вроде уверены, что делаем хорошее дело, что оно важно, и каждое «спасибо» нашим операм, следователям, финансовая поддержка — для нас стимул продолжать. Но в трудный, лично трудный момент очень важно получить поддержку не от друзей и коллег, а именно сигнал от государства: вы нужны, мы вас защитим. Потому, что в ряде случаев реально защитить может только государство.
Эмоционально все эти годы мы не ощущали этой поддержки, не слышали этих слов — что мы хорошо работаем, что мы молодцы. Я думаю, что это очень важный фактор в такой ситуации, как у меня — государству стоило определиться. Если человек работает на благо государства, государство должно ему так и сказать, что он в безопасности и его поддерживают.
Чего вы еще хотите от государства?
Я же говорю не столько про свою ситуацию, сколько про последние 5-7 лет в целом. Мы слышали благодарность только от организаций и их партнеров, но позицией государства было «от вас
